Андрей Франц - Беспредел и тирания. Историко-политические очерки о преступлении и наказании
Но, когда в следующем году война вновь возобновилась, приказания консула уже оказались бессильными. Крестьяне подчинились только приказаниям назначенного диктатором Мания Валерия, частью из почтения перед высшею властью, частью полагаясь на хорошую репутацию этого человека, так как Валерии принадлежали к одному из тех старинных знатных родов, для которых власть была правом и почетом, а не источником доходов.
Победа снова осталась за римскими знаменами; но, когда победители возвратились домой, а диктатор внес в сенат свои проекты реформ, он встретил в сенате упорное сопротивление. Армия еще не была распущена и по обыкновению стояла у городских ворот; когда она узнала о случившемся, среди нее разразилась давно угрожавшая буря, а корпоративный дух армии и ее тесно сплоченная организация увлекли даже робких и равнодушных. Армия покинула полководца и лагерную стоянку и, удалившись в боевом порядке под предводительством легионных командиров, которые были если не все, то большею частью из плебейских военных трибунов, в окрестности Крустумерии, находившейся между Тибром и Анио, расположилась там на холме как будто с намерением основать новый плебейский город на этом самом плодородном участке римской городской территории.
Тогда и самые упорные из притеснителей поняли, что гражданская война поведет к их собственному разорению, и сенат уступил. Диктатор взял на себя роль посредника при определении условий примирения; граждане вернулись в город, и внешнее единство было восстановлено. Народ стал с тех пор называть Мания Валерия «величайшим» (maximus), а гору на той стороне Анио – «священной». Действительно, был нечто могучее и великое в этой революции, предпринятой самим народом без твердого руководителя, со случайными начальниками во главе и кончившейся без пролития крови; граждане потом охотно и с гордостью о ней вспоминали»59.
Впрочем, народ Рима рано радовался. Ведь долговые амнистии коснулись лишь текущего момента. Сами же долговые законы никуда не делись. Точно так же, как никуда не делись земельные оккупации, передающие государственный земельный фонд исключительно в руки богатых и знатных. Так что, стояние легионов у Крустумерии всего лишь на некоторое время отсрочило кризис. И не более того.
5. Путь славный, имя гордое народного заступника…
Наиболее дальновидные и честные представители римской знати не могли этого не понимать. Им было очевидно, что ростовщическая политика, загонявшая римлян в долговую кабалу и в рабство, а также политика концентрации земель в руках патрициата, превращавшая становой хребет Рима, земледельца в неимущий пролетариат – с неизбежностью приведут к социальному взрыву, который просто разнесет Республику вдребезги и пополам.
Одним из них был Спурий Кассий60, выходец из старого патрицианского рода, удачливый военный, популярный государственный деятель. Именно он в конце своего третьего консулата внес на рассмотрение Сената аграрный закон, который бы возобновил раздачи государственной земли в том виде, как это было во времена Сервия Туллия.
Почему именно этот человек решил вступить в борьбу с римским Сенатом, отстаивая интересы народа Рима? Трудно сказать. Известный немецкий античник Генрих Штолль считал – и я, пожалуй, присоединюсь к этому мнению – что главным мотивом римского военноначальника был вопрос чести. Вот, что он пишет: «Весьма вероятно, что при переговорах с удалившимися на Священную гору плебеями патриции сделали уступки относительно ager publicus61. Но именно в то время Спурий Кассий был вторично избран консулом, и он, без сомнения, содействовал заключению мира. Так как сделанные тогда обещания были отложены потом в сторону, то, будучи избран консулом в третий раз, он, может быть, счел себя обязанным снова поднять это дело, чтобы исполнить долг справедливости в отношении народа»62.
Черт возьми, хорошо сказано! Долг справедливости в отношению народа! Как здорово было бы нашим законодателям уметь произносить хотя бы вполовину такие же сильные слова. А если бы еще и следовать им…
Итак, Спурий Кассий предложил гражданской общине измерить общинные земли и частью сдать их в аренду в пользу государственной казны, частью разделить их между нуждающимися. Другими словами, он попытался вырвать из рук Сената заведование государственными землями и, опираясь на народ, положить конец эгоистическому захвату земель. Случилось это в 486 г. до н. э., то есть через девять лет после первой сецессии63 на «священную Гору».
В соответствии с новым законом, доли патрициев при получении общественных земель должны быть строго ограничены, оставшуюся после выделения доли патрициев землю следовало разделить среди плебеев. При этом с участков, принадлежащим патрициям, должна была взиматься десятина урожая – в качестве налога в казну, который до этого платили только плебеи.
Предложенный закон вызвал активное недовольство коллеги Спурия Кассия – второго консула Прокула Виргиния и других патрициев. Тем не менее, закон был принят, но в дальнейшем на практике так ни разу и не применялся. Почему?
Тит Ливий в своей «Истории Рима от основания Города» пишет кратко и емко. «Спурий Кассий, бывший консул, обвинен в стремлении к царской власти, осужден и казнен»64. Если же рассказывать чуть подробнее и в лицах, то дело было так. В 485 году до н. э., после окончания срока консулата, Спурий Кассий перед комицией курий был обвинён квесторами65 Кезоном Фабием Вибуланом и Луцием Валерием Потитом в попытке узурпации власти.
На каком основании? Как ни странно, исторические документы не донесли до нас ни единого доказательства, которыми оперировали обвинители Спурия Кассия. Так что мы просто не знаем, на каком основании он был обвинен. И были ли такие основания вообще. И мы с вами имеем полное право толковать такое удивительное молчание исторических документов наиболее естественным образом. Не было никаких оснований, поэтому их и не донесли до нас хроники. А вот обвинение – точно было. И имело лишь одну-единственную меру наказания – смертную казнь.
Каковая и была без всякого промедления приведена в исполнение. Квесторы низвергнули государственного преступника с Тарпейской скалы. Его имущество было конфисковано и посвящено богине Церере, дом снесен, а место, на котором он стоял, перекопано, посыпано солью и оставлено пустым. Статуя, изображавшая бывшего консула, расплавлена.
Вот так вот умели олигархи Римской Республики расправляться со своими врагами.
«Так великий и заслуженный человек пал жертвой своекорыстия патрициев, которые ради служения своим личным интересам и своей мести не побоялись совершить убийство невинного»66, – заканчивает Генрих Штолль рассказ о великом, но, увы, малоизвестном широкому читателю римском консуле. Нужно сказать, что обвинители Спурия Кассия не остались без награды. В первые же два года после его казни и Кезон Фабий, и Луций Валерий были избраны консулами. Что ж, римский Сенат умел быть благодарным!
И все же – притязал ли Спурий Кассий на царскую власть? С фактической стороны, похоже, это обвинение является полным вздором. Но вот в анализе этого сюжета, сделанном Теодором Моммзеном, мы находим совершенно гениальное утверждение: «… есть что-то похожее на правду в обвинении, что он хотел присвоить себе царскую власть, так как он действительно, подобно царям, попытался оградить свободных простолюдинов от своего собственного сословия»67.
Блестящая, классическая в своей строгости и ясности формулировка! Царская власть – есть попытка оградить свободных простолюдинов от своего собственного сословия. Умри – лучше не скажешь! Запомним ее, ибо это – основа основ любой монархической идеологии. А также – хорошей, правильной, монархической правоприменительной практики.
6. Нет человека – нет проблемы? Ошибаетесь, граждане!
Вернемся, однако, в Римскую Республику. Положение дел после казни Спурия Кассия самым наглядным образом опровергло известное правило, согласно которому «нет человека – нет проблемы». Ибо человека уже не было, а проблема, как раз, осталась. С одной стороны – недовольство плебса, народные бунты в самом прямом смысле слова. С другой стороны – война за порогом, а воевать некому. Война с эквами, война с вольсками. С Вейями – это город такой – тоже война. Но кто же будет воевать за родимое отечество, если получает от него лишь пинки и земельные оккупации?
Фактически, уже здесь мы наблюдаем вступление Римской республики в зону беспредела. Беспредела в уже принятом нами смысле слова. Ведь Сенат Рима, римские олигархи действуют самым естественным для себя образом – увеличивают свое собственное богатство и могущество за счет разорения низшего класса. Но именно разорение римских землевладельцев, опять-таки естественным образом, приводит к ослаблению коллективного могущества римской аристократии перед лицом внешних врагов – эквов, вольсков, вейентов и т. д. Иначе говоря, уже на этом этапе римский патрициат почти спилил тот самый сук, на котором сидел.
